Кирилл, 46 - 3 ноября 2010 17:40

Я тоже мигом протрезвел.
– Думаешь, надо?
– А хули! Намечается что-то нездоровое. Нагрянет кто-то.
– Да ладно! Родаки этого малого только завтра нарисуются, а сейчас всего-то первый час ночи. Куда мы пойдем, на дворе, бля, зима, минус сорок точно есть! А бабки все пропиты. Давай тут перетопчемся до утра, да пораньше сотремся.
– Не, сейчас надо. На куче библий поклянусь.
Что тут скажешь, нюху своего боевого камрада я доверял как ничему другому, поэтому проблему транспортировки наших тел через весь город поздно ночью, лютой сибирской зимой да без денег, я счел не самой страшной, поэтому нужно срочно вставать на лыжи.
Обстоятельства на тот момент сложились так, что вся пиздобратия перепилась до состояния лежачих полицейских, и в живых остались только мы с Бьорном. Побродив по разгромленной хате, мы нашли свои шмотки, а также Шерстяного, по своей панковской манере братавшегося в ванной с близким к состоянию конечного просветления Шваброй. Эти придурки расцарапали себе предплечья кухонным ножом и клялись на крови в вечной нерушимой дружбе. Выкрикивая пафосные неразбочивые возгласы, окровавленный хозяин притона уснул, сидя на толчке, а сибирский панк был упакован в тулуп и выброшен на мороз с целью протрезветь, дожидаясь нас.
Стоим мы с Бьорном на пороге, оглядываем храпящее поле битвы, и вдруг наши локаторы синхронно поворачиваются друг к другу. Нехорошие улыбки озаряют озорные ёбла.
– А давай пошутим! – предложил мой хитрожопый на выдумку товарищ.
– Говно-вопрос, амиго! – я понял его с полуслова...

О том, как мы добирались той ночью пешком, в сорокаградусный мороз, до жилища одного гостеприимного бледнолицего, я умолчу. Это приключение не идет ни в какое сравнение с тем, что ждало неосмотрительно уставших на незнакомой хате любителей заквасить синего.
Чутье не подвело Бьорна (дай Бахус ему здоровья!), и буквально через пару часов после нашей успешной линьки из разбомбленного помещения нарисовались родители Швабры, вызванные добрыми соседями с загородной виллы.
Что же они обнаружили, открыв незапертую дверь своей крепости?
У порога лежал их любимый, спящий сном праведника сынуля, заботливо вытащенный нами из толчка и уложенный на ворох верхней одежды. Окровавленной рукой он подпирал свою бедовую, не подозревающую о надвигающихся эпичных пиздюлях голову, а домашние треники на его худосочном теле вызывающе топорщились в области жопы от запихнутых под них шарфов, шапок и рукавичек, отобранных нами у всех пьяниц. На всех люстрах и светильниках дома сиротливо висела на шнурках разномастная зимняя обувь. В гостиной аккуратным, выверенным по линейке штабелем лежали храпящие трупы участников литробольного чемпионата, одетых нами во что попало — в галстук на голое тело, мамин халат, папину водолазную маску. Больше всего повезло одному фраеру, в обьятия которого мы подсунули опустошенную бутыль из-под браги. Говорят, озверевший глава несчастного семейства его чуть не линчевал...
А уж что чувствовали поВИНные братья, преждевременное пробуждние которых, помимо жестокого спиртосмесительного бодуна, было омрачено также недурственными пиздюлями от орущих на грани истерики родителей Швабры. Как представлю их, ни хрена не соображающих, тыкающихся по углам в поисках своей одежонки, так и вовсе ржач пробирает. Ибо нехуй квасить где попало до кататонии.
Что тут еще можно добавить? Весело было.
Как вспомнишь — хохочешь.
Студенчество, хули.

• 
• 
•