Александр, 40 - 3 ноября 2010 09:52

[B]Бог поругаем небывает[/B]
Раннее ноябрьское солнце слегка озолотило окрестные холмы, вызывая ощущение эйфории на грани радостного безрассудства. Еще вчера лил холодный, леденящий душу и тело дождь, а сегодня наступила благодать, дарованная нам свыше Богом и природой. Даже шум и суета крупного мегаполиса, находящегося буквально в нескольких шагах, адский смог и смрад этого издержка цивилизации, не могли нарушить ощущения единения с природой, и почти не заглушали звонкий крик птиц, и пение ветра в камышах. Отходы жизнедеятельности человека, в виде строительного мусора, битых бутылок, и прочего хлама, которыми усердно усыпаны прилегающие территории крупных городов, покрывались инеем, и, как бы олицетворяли собой величие и непоколебимость земли - матушки. Гармонию нарушал лишь один предмет, а точнее творение рук человеческих: в сотне метров от полевой дороги, пьяно наклоняясь в одну сторону, стояло ветхое строение, похожее более на хлев, чем на человеческое жилье.
Владелец этого пристанища, Василий Андреевич, мирно спал на грубо сколоченной деревянной лежанке, покрытой лишь рваным одеялом, непонятного происхождения. Ночь выдалась спокойная, впервые, за последний месяц, его не тревожили ни шайки городских бродяг, ни визиты ментов, чьи налеты и наезды представляли для этого одинокого человека большую опасность, нежели набеги городских собратьев по несчастью. Василий Андреевич был бомж. Хотя нет, так его прозвало наше зажравшееся, ожиревшее душой и телом общество. Презрительно глядя на всех, кому менее повезло в жизни, стадо людей с отвращением причисляло подобных нашему герою людей, к отбросам, нисколько не заботясь ни о душе, ни о причинах столь тяжкого существования, даже не думая об этом.
Василий Андреевич не был бичом в полном смысле этого слова. Да, пил, да, зарабатывал на жизнь случайными халтурами и сбором стеклотары, но зарабатывал и жил честно, по возможности, никому не делая зла. Отсутствие документов, неопрятный вид и рваную, едва защищающую от холода одежду, с лихвой компенсировали добрые, понимающие глаза, в отдаленных уголках которых прочно поселилась грусть в дружбе с отчаянным равнодушием. Этот, уже пожилой человек, возрастом под 60 лет, всегда был готов протянуть скудную руку помощи тому, кто, по его мнению, в ней нуждался. Бескорыстно и с беззубой, но теплой улыбкой.
А сейчас он спал. Даже столь яростные, в это утро, солнечные лучи с трудом пробивались в маленькое, закопченное окошко. Лишь только мухи, надежные попутчики отвергнутых людей, размеренным жужжанием нарушали блаженную тишину и спокойствие, да треск сырых дров в примитивной печурке. Именно мухи, бесцеремонно ползающие по нагому, местами, телу, разбудили старика.
Он проснулся, потягиваясь на ветхом одеяле столь же сладостно, сколь обеспеченные люди в уютных квартирах, под теплым пледом. Достал Приму, прикурил, не вставая с кровати, и с удовлетворением оглядел свое жилище. Да, оно было достойно восхищения любого мыслящего, понимающего всю суть жизни, человека, ибо несмотря на открытую бутылку водки на грубом столе, на ветхость вещей, и кричащую нищету, представляло собой непоколебимый образец человеческого достоинства. Чисто вымытая в близлежащем пруду посуда, несмотря на отколотые края не выглядела убого, а тщательно подметенный земляной пол вызывал робкие ассоциации с квартирой городского жителя.
Дождь, ливший весь вечер и всю ночь, неумолимо отложил необходимые жизненные заботы, и потому, Василий Андреевич, повинуясь давней советской привычке, ощущал законный выходной. В самом деле, запас водки, пищи, сигарет и дров, позволял расслабиться на один день, который представлялся этому человеку блаженной вечностью. Глубоко затянувшись горьким, едким дымом Примы, старик с неземным наслаждением прикрыл глаза и унесся в далекое прошлое, между которым жестокая судьба смогла проложить глубокую, непреодолимую пропасть… Он вспоминал светлое детство, маму, звавшую его на горячий, непередаваемо вкусный обед, школу, первую пятерку по литературе, ярко-красный пионерский галстук. Лиду, свою единственную женщину, их первую встречу, когда он, сдерживаемый целомудрием, робко и неуверенно прикоснулся губами к ее щеке. Сердце замерло на мгновение, посылая в мозг воспоминание о её чудесных, голубых глазах, затемняющих своей глубиной весеннее небо. Скупая мужская слеза покатилась по его дряхлым щекам. Лида, в последствии ставшая его женой, вот уже 10 лет, как умерла, и он больше не услышит её родного, даже в скандале, голоса, не почувствует её ласковых рук, нет увидит укора в ее глазах, если придет домой в очень не трезвом виде… «Лидочка, родная моя»- прошептал Василий, и почувствовал, как нещадно сжалось его сердце. Потянулся к бутылке водки, отпил пару глотков, и снова унесся в воспоминания… Рождение сына… «Господи, как я благодарен тебе за подарок!!!» Вспомнилась его неуклюжая молитва, молитва закоренелого атеиста, которую он произнес в тот памятный день. Подгоняемая алкогольными парами память, с нечеловеческой, звериной жестокостью перенесла его в роковой день. Лида умерла…. Вспомнилось глухое отчаянье, разрыв с реальностью, желание последовать за ней… Он остался один, в большом, пустом доме… Больше никто не встретит его с руганью у двери, не подаст бутылку пива с утра… никто не будет хвататься за сердце, переживая за него… Жизнь оборвалась. Он и раньше часто выпивал, работа, заботы, переживания о детях, убивали этого человека, заставляли забываться в вине. А теперь он ушел в бессрочный запой. Зачем жить? Дети уехали, у них своя жизнь, и они не вспоминали одинокого отца… Любимой больше нет рядом… Он пил, стараясь не посещать разрушенное жизнью

• 
• 
•