Елена, 55 - 26 июля 2009 22:00

Короче говоря, совместное проживание с женщиной приносило массу открытий. Приятных и не очень.
Открытие первое: она есть!
Открытие второе: она постоянно есть!
Мое обязательное присутствие в доме ранним утром, поздним вечером и ночью ее уже не устраивали. Утро должно было заканчиваться позднее, вечер – раньше, а ночью я должен был засыпать лишь после того, как сначала уснет она. Острейшее чувство нехватки встреч с друзьями и с самим собой во внимание не принималось. Мой главный козырь о необходимости тратить хоть какое-то свое время на зарабатывание денег был побит козырным же тузом указывающим на то, что приносимое мною количество денежных знаков называть «деньгами» нельзя. Я зверел. Я постоянно придумывал какие-то немыслимые причины, требующие моего временного отсутствия, однако же каждый раз натыкался на ее суровый непреклонный взгляд, и понимал, что вырваться мне не удастся. Попытки стукнуть кулаком по столу заканчивались слезами, которые продолжались ровно столько времени, сколько мне требовалось для того чтобы почувствовать себя последней сволочью. Начитавшись Стругацких, я стал мечтать о том, чтобы у меня был дубль-двойник, которого я мог бы периодически всучивать ей вместо себя. Запрограммировал его на шатание по комнатам – и вечер свободен…
Открытие третье: она повсюду разбрасывала бумажки от прокладок.
Такие, знаете, длинные узкие полоски из тонкой папиросной бумаги с отпечатанным на них названием фирмы-производителя. Право не знаю, почему они меня так раздражали, но я натыкался на них периодически и повсюду (пару раз даже обнаружил их в своей сумке). Не то, чтобы меня так уж задевала подобная неаккуратность с ее стороны, но в конце концов, ведь это вовсе не обязательно постоянно напоминать мне о своих физиологических особенностях.
Открытие четвертое: она категорически не желала относить похмелье к разряду тяжелых заболеваний.
Когда я в очередной раз с утра находился в близком к клинической смерти состоянии, она не испытывала ко мне никакой жалости. Она не поправляла мне подушку, не меняла тазики, не бежала на кухню, чтобы приготовить чай с лимоном. Мысль о походе в магазин за бутылкой спасительного пива не могла посетить ее по определению. Более того, даже в такие невыносимо тяжелые часы, она находила возможность прочесть мне парочку-другую нотаций о вреде алкоголизма, несмотря на то, что каждое произносимое ею в этот момент слово отдавалось в моей голове металлическим стуком, вызывая непроизвольные рвотные позывы. Зато когда у нее случались ежемесячные женские трудности, я должен был сидеть рядом, заботливо гладить её по животу, и по первому требованию срываться в аптеку или в магазин. Не знаю почему, но в такие дни она предпочитала питаться исключительно дорогостоящими и экзотическими продуктами.
Открытие пятое: она не умела молчать. Она могла целый вечер протрепаться по телефону с подругами, а потом пол-ночи пересказывать мне содержимое этих бесед (при этом в качестве обязательного условия на моем лице должна была отображаться крайняя степень заинтересованности поведанными мне новостями). Она любила зачитывать мне вслух выдержки из заинтересовавших ее женских журналов, постоянно обсуждала со мной достоинства и недостатки своих сослуживцев, родных и знакомых. Я становился посвященным во все перепетии сложных и малопонятных отношений, складывающихся в женских коллективах, в отношениях отцов и детей, чужих жен и чужих мужей. Я стал носителем такого обширнейшего компромата, что догадайся об этом окружающие, они давно пришили бы меня как человека, который слишком много знает. Стоит ли говорить, что мои, теперь уже весьма немногочисленные знакомые, в обсуждаемый круг не входили (впрочем, возможно, это к их счастью).
Открытие шестое: не умея молчать, она не выносила тишины с моей стороны
Молчание с моей стороны расценивалось как провокация. Она не давала мне возможности задуматься, по-видимому считая, что я способен задумать лишь исключительно какую-нибудь гадость. – Ты опять молчишь, тебе, наверное, плохо со мной? – интересно, что отвечают другие на подобные вопросы. Я, например, безвольно расписывался в заверениях обратного. В гостях и на приемах гостей от меня требовались искрометность и любезность, а если я в силу каких-либо причин не мог их выдать, то объявлялся как минимум врагом народа. За это время я узнал, что совершенно не умею вести себя в обществе (последнее состояло из семейств ее подруг и многочисленных родственников). Теща тайно обижалась на меня за то, что я лично не поздравляю ее с многочисленными праздниками, сестра жены обиделась на несколько фривольных анекдотов, которые я опрометчиво выдавил из себя в ее присутствии. Я попал в какой-то замкнутый круг: на меня все обижались, когда я молчал, и я обижал всех, когда начинал говорить. На днях в метро я с какой-то непонятной симпатией посмотрел на парочку глухонемых, оживленно беседующих пальцами рук (к чему бы это?).
Открытие седьмое: она постоянно вторгалась на мою территорию.
Она носила мои любимые рубашки и свитера, при том что мой гардероб занимал всего лишь две полочки в недрах неохватного бельевого шкафа. Она вынимала из магнитофона мои кассеты и диски, и пихала туда свои. Любимые книги были вытеснены на антресоли, а их место на полках заняли журналы мод и многочисленные пособия с полезными советами, которым она, кстати, никогда не следовала. Я забыл когда последний раз спал на своем любимом месте у стеночки. В довершение ко всему, она уничтожила мою любимую пивную кружку, неосторожно поставив ее под струю горячей воды, вследствие чего стенки толстого чешского хрусталя жалобно треснули. О том, насколько

• 
• 
•