Ruslanna, 40 - 14 апреля 2008 14:18

25 сентября 1893 г.
Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак,
все кончено. Мы больше никогда не
увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не
хотел разлуки, ты согласился бы на все,
лишь бы нам быть вместе. Но мы должны
расстаться, чтобы ты мог начать новую
жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе
и самой себе, и нам обоим вместе... Но я
не жалею, что сделала это, хотя ты так
плакал, зарывшись в подушки нашей
постели. Два раза ты подымал голову, смотрел
на меня жалобным, молящим взглядом...
Какое у тебя было пылающее и несчастное
лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не
могла видеть твоих слез, я чувствовала их,
они жгли мне руки. Сейчас мы оба
жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым
сном. В первые дни просто нельзя будет
поверить; и еще несколько месяцев нам
будет больно, а затем придет исцеление.
И только тогда я вновь стану тебе
писать, ведь мы решили, что я буду писать тебе
время от времени. Но мы также твердо
решили, что моего адреса ты никогда не
узнаешь и мои письма будут единственной
связующей нитью, но она не даст нашей
разлуке стать окончательным разрывом.
Целую тебя в последний раз, целую нежно,
нежно, совсем безгрешным, тихим поцелуем
--ведь нас разделяет такое большое
расстояние!..
25 сентября 1894 г.
Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова
говорю с тобою, как обещала. Вот уж год,
как мы расстались. Знаю, ты не забыл
меня, мы все еще связаны друг с другом, и
всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу
не ощущать твоей боли. И все же
минувшие двенадцать месяцев сделали свое
дело: накинули на прошлое траурную дымку.
Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи
стушевались, иные подробности и вовсе
исчезли. Правда, они порой всплывают в
памяти; если что-нибудь случайно о них
напомнит. Я как-то попыталась и не могла
представить себе выражение твоего лица,
когда впервые тебя увидела. Попробуй и ты
вспомнить мой взгляд, когда ты увидел
меня впервые, и ты поймешь, что все на
свете стирается. Недавно я улыбнулась.
Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее
весело заиграл солнечный луч, и я невольно
улыбнулась. Я и раньше пыталась
улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным
вновь этому научиться. И все-таки, я
тебе говорю, однажды я, против воли,
улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и
чаще улыбался, просто так -- радуясь
хорошей погоде или сознанию, что у тебя
впереди какое-то будущее. Да, да, подними
голову и улыбнись.
17 декабря 1899 г.
И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я
-- как сон, не правда ли? Появляюсь,
когда мне вздумается, но всегда в нужную
минуту, если вокруг все пусто и темно. Я
прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко
мне нельзя прикоснуться. Я не чувствую
себя несчастной. Ко мне вернулась
бодрость, потому что каждый день наступает
утро и, как всегда, сменяются времена года.
Солнце сияет так ласково, хочется ему
довериться, и даже обыкновенный
дневной свет полон благожелательности.
Представь себе, я недавно танцевала! Я часто
смеюсь. Сперва я замечала, что вот мне
стало смешно, а теперь уж и не перечесть,
сколько раз я смеялась. Вчера было
гулянье. На закате солнца всюду теснились
толпы нарядных людей. Пестро, красиво,
похоже на цветник. И среди такого
множества довольных людей я почувствовала
себя счастливой. Я пишу тебе, чтоб
рассказать обо всем этом; а также и о том, что
отныне я обратилась в новую веру -- я
исповедую самоотверженную любовь к тебе.
Мы с тобой как-то рассуждали о
самоотверженности в любви, не очень-то хорошо
понимая ее... Помолимся же вместе о том,
чтобы всем сердцем в нее поверить.
6 июля 1904 г.
Годы проходят! Одиннадцать лет! Я
уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь
уехать. У тебя, конечно, свой дом,
дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем
взрослый и, конечно, обзавелся семьей, для
которой ты так много значишь. А ты сам,
какой ты стал? Я представляю себе, что лицо
у тебя пополнело, плечи стали шире, а
седых волос, должно быть, еще немного и,
уж наверное, как прежде, твое лицо все
озаряется, когда улыбка вот-вот тронет
твои губы. А я? Не стану описывать тебе,
как я переменилась, превратившись в
старую женщину. Старую! Женщины стареют
раньше мужчин, и, будь я рядом с тобою, я
выглядела бы твоей матерью -- и по
наружности, и по тому выражению глаз, с каким бы
я смотрела на тебя. Видишь, как мы были
правы, расставшись вовремя. Теперь уж мы
перестрадали, успокоились, и сейчас
мое письмо, которое ты, конечно, узнал по
почерку на конверте, явилось для тебя
почти развлечением.

• 
• 
•