Andrew, 52 - 17 августа 2012 09:10

Можно ли сказать, что женщины предали мужчин? В предыдущих постингах я разбирал творчество Дмитрия Прокофьева, преподавателя трех вузов, журналиста и редактора журнала, хозяина консалтинговой фирмы, а на деле - пустобреха и недоучки, торгующего понтом. У Димочки очень странные взгляды, он относится к женщинам как к товару, и в то же время, испытывает перед ними мазохистские комплексы. В результате он видит в женщинах не любимых жен, сестер, матерей и дочерей, а передовой отряд монголо-татар, которым надо платить дань, для того, чтобы удачно встроиться в порядки Золотой Орды. Что из себя представляет сия Орда можно прочесть в "Дивном новом мире" Хаксли.
Димочку и мужчины и заметная часть женщин опустили в комментах к его статьям, но последний гвоздь в гроб забил преподаватель СПБГУ, филолог и историк, Дмитрий Новокшонов, блоггер-тысячник, известный своим антифеминизмом. В реальной жизни этот мужчина выбрал путь бедности философа, несмотря на интеллигентную внешность, он весьма брутален, личность оригинальнейшая, а потому не обижен вниманием женщин, если он и живет один, то явно не потому, что не востребован. Женоненавистником его назвать тяжело, поскольку женщин он очень ценит, именно потому он безжалостно воюет с их деградацией. Я, кстати, с ним изредка общаюсь. Дам свои комментарии к его статье на второй странице постинга.
Дмитрий Новокшонов: "Русская женщина вымирает как вид"
«Какова падшая женщина на Западе? Это сирота, эмигрантка, наркоманка или жертва насилия с детства. Невозможность быть принятой в обществе плюс сутенер–эксплуататор.
Стандарт русской падшей не меняется с начала 1990–х годов: это женщина, закончившая школу, а часто и вуз, распутная, выпивающая, делающая карьеру ублажением вышестоящего мужчины и гноблением нижестоящих.
В 1970–е женщинам внушили, что они равны мужчинам, и предложили выбор: семья, дети и супруг — или стать равноправным участником тотального экономического соревнования в мире, созданном мужчинами.
На Западе выбор карьеры был подслащен феминизацией мужчин. В России мужик по–прежнему должен отвечать "за все".
За удовлетворение возросших женских потребностей — в первую очередь. Кто со своей задачей справляется плохо, тот проиграл. Русские женщины предали своих мужиков, воткнули им нож в спину в момент, когда они, надрываясь, обеспечивали их, воюя с половиной мира. Женщины предпочли роли матери роль товара, бренда. Русская женщина стала сначала деликатесом на всех континентах — как космос, спутник и икра. А затем предложение превысило спрос, и она стала ширпотребом.
В одном ЖЖ–сообществе я провел исследование женщин, пишущих туда. Результаты потрясают. 95% участниц глубоко несчастны и постоянно жалуются на судьбу. 5% счастливы и пишут неактивно. У вторых есть муж, один–четыре ребенка, они несуетливые домохозяйки или работающие на работе, которая им нравится.
Неудачницы разнообразнее. Трети из них в жизни не светит ни мужчины, ни семьи. Еще треть, в возрасте от 20 до 30, предчувствуют судьбу более старших товарок. Их активность направлена на самооправдание своей нетоварности. Они позиционируют себя экспертами в сексе, моде и потреблении.
Я думаю, в России выживет и размножится мужик, который поймет, что кризис в мире не оттого, что он мало работает, а оттого, что женщины перестали заниматься своим прямым делом: семьей и его домом. А лишь потребляют все созданное мужчинами. Причем жадно, по нарастающей, забыв свое природное женское место.
И когда русские мужчины это поймут, может, и спасут хоть кого–то из вымирающих русских женщин в замужестве за собой.»
Новокшонов заблуждается в том, что портрет проститутки не меняется, например, в 90-е годы среди них было много тех, кого на панель толкнула нужда, это, конечно, не Сонечки Мармеладовы, а девочки с гнильцой, но без нужды они бы на панель не вышли, встречались и просто несчастные 18-летние дурехи, которых оболванили сутенеры. В «нулевые» сутерам пришлось вербовать кадры в ближнем зарубежье и районных центрах, а то и деревнях, какое там у этих девочек «высшее образование»?