Andrew, 52 - 7 июня 2012 07:56

(Люди будущего. Джером К. Джером о русских. Продолжение.)
И действительно, это обошлось им порядком. Не прошло и десяти минут,как появилось штук шесть городовых, и каждый из них начал требовать взятку. Получив просимое, они пожелали господам воителям спокойной ночи и убрались восвояси, несомненно в наипрекраснейшем расположении духа, виновники же происшествия, с головами, перевязанными салфетками, уселись на свои места, и снова оттуда послышался смех и дружеский разговор.
(Андрей — Несложно понять, что у народа с такой высокой эмоциональностью и неуемной энергией всегда будут несколько иные представления о Свободе, чем у англичанина, склонного к постоянной самоцензуре. Поэтому многие русские не склонны к эмиграции, даже при наличии возможности хорошо устроиться на Западе. Их Воле тесно там. Точно также некий процент представителей Запада, выламывающийся из принятых на Родине рамок Свободы, находит, что в далеко не совершенной России им дышется как-то вольней.)
Русские производят на иностранца впечатление народа-ребенка, но, приглядевшись повнимательнее, иностранцу делается очевидным, что в глубине русской натуры притаилась склонность к чудовищным поступкам. Рабочие - рабы более правильное название для них - позволяют эксплуатировать себя с молчаливым терпением культурных существ. И все-таки каждый образованный русский, с которым вы говорите по этому вопросу, отлично знает, что революция приближается. ...
Раз как-то вечером я толковал с одним чиновником о политике, сидя в его кабинете...
- Гроза собирается, - сказал он, - временами я совершенно отчетливо слышу запах крови в воздухе. Сам я стар и, быть может, не увижу ничего, но детям моим придется пострадать, пострадать, как всегда приходится детям страдать за грехи отцов. Мы сделали из народа дикого зверя, и вот теперь этот дикий зверь, жестокий и неразборчивый, набросится на нас и растерзает правого и виноватого без различия. Но это должно быть. Это необходимо.
Тот, кто говорит о русских общественных классах и корпорациях как о глухой, эгоистической стене, стоящей на пути к прогрессу, тот ошибается. История России будет повторением истории Французской революции, но с той только разницей, что образованные классы, мыслители, толкающие вперед бессловесную массу, делают это с открытыми глазами. ...
Люди, подготавливающие в настоящее время революцию в России, насчитывают в своих рядах государственных деятелей, военных, женщин, богатых землевладельцев, благоденствующих торговцев и студентов, знакомых с уроками истории. Все эти люди не обладают ложным понятием относительно того слепого чудовища, в которое они вдыхают жизнь. Они хорошо знают, что чудовище это растопчет их, но вместе с тем им хорошо известно, что за одно с ними будут растоптаны несправедливость и невежество, ненавидеть которые они научились сильнее, чем любить самих себя.
(Андрей - Здесь, положим, Джером преувеличивает, такая степень прозрения своего будущего и самопожертвования вряд ли была массовой. Наоборот, куда легче встретить свидетельства «великосветских революционеров» о том, что они боялись народной стихии как огня - «Боюсь, как бы нас не захлестнуло слева!» - под такие причитания и роняли царя-батюшку. И в современности среди огромного числа симпатизантов Сталинской эпохе, лишь единицы открыто говорят о том, что в этом варианте «светлого будущего» безропотно примут роль щепки из поговорки «Лес рубят — щепки летят.» Свидетельство Джерома примечательно тем, что показывает - не все тешили себя надеждой накинуть на народ узду в ходе революции, иные понимали, что народ «растерзает правого и виноватого без различия. Но это должно быть. Это необходимо.» И революции еще нет, а ее террор уже морально принят и оправдан необходимостью. И кем? Потенциальными жертвами террора.)